На следующее утро Виктория встала рано, полная энергии и желания жить. Как и вчера, она оделась в плотные брюки и свитер, на этот раз из джерси с этническим узором по краям. Зачесав волосы назад и заколов их булавкой, она вспомнила о странном замечании барона и хотела распустить их, чтобы увидеть его реакцию. Но здравый смысл возобладал, и, выйдя на кухню, Виктория выглядела сдержанно и деловито. Поскольку ванная находилась внизу, Мария снабдила ее кувшином воды и ковшом, так что первое умывание дня было ледяным и бодрящим. В Англии такая водная процедура привела бы Викторию в ужас, но здесь она приняла ее как часть местного образа жизни.
Мария подала завтрак. Когда Виктория в разговоре коснулась вчерашнего визита доктора Циммермана, домоправительница чрезвычайно оживилась и рассказала, как популярен молодой врач в деревне и как тяжело работали его родители, чтобы скопить денег и послать его в медицинскую школу.
— Конечно, помог герр барон, — закончила она с явным удовлетворением, — и герр Конрад это не забыл.
— Вы хотите сказать, что доктор Циммерман прожил в деревне всю жизнь?
— Ja, после получения диплома он сменил доктора Кляйна, которому давно уже было пора на покой.
Виктория отпила кофе:
— Он кажется милым молодым человеком.
Мария бодро кивнула:
— Настоящее утешение родителям.
Порыв холодного воздуха возвестил о появлении барона. Как и вчера, он уже где-то побывал, с влажных волос капала вода. Барон вежливо кивнул Виктории и скинул парку.
— Доброе утро, мисс Монро, — сказал он, подходя к камину погреть руки. — Вижу, сегодня вы рано приготовились к работе.
— Да, герр барон! — Она чувствовала себя обязанной ответить.
Сидя на скамье у камина и допивая вторую чашку кофе, Виктория невольно отметила загорелые и худощавые кисти рук, которые он протягивал к огню, золотое кольцо с печаткой и небольшим рубином, сверкнувшее на третьем пальце левой руки. «Обручальное?» — заинтересовалась она.
Мария подала барону кружку кофе и получила в ответ обычное теплое приветствие. Затем он снова повернулся к Виктории.
— Боюсь, у меня для вас плохие новости, фройляйн, — сказал барон, хмурясь. Виктория подняла на него тревожный взгляд, и он продолжил: — Сегодня Софи не сможет учиться. Вспомните, вчера она почувствовала себя плохо. Она все еще не оправилась, и я не могу заставлять ее, когда она выглядит такой больной и слабой.
Виктория успокоилась: ничего серьезного. Но ее покоробило, что Софи снова добилась успеха в уклонении от занятий. Не в силах сдержать вполне естественную реакцию на эту новость, она довольно саркастически воскликнула:
— Как удачно для Софи!
Барон прищурился, и даже Мария бросила работу и повернулась в их сторону.
— Что вы хотите сказать этим замечанием? — ледяным тоном осведомился он.
Виктория бесстрашно встретила его взгляд, гнев укрепил ее решимость.
— Думаю, это очевидно, герр барон, — просто ответила она. — Софи снова не хотела учиться, и ей удалось отвертеться.
— Что значит — опять?
Щеки Виктории пылали. Она не хотела говорить, но теперь придется. Барон, похоже, в ярости. Опустив голову, она глотнула кофе, отчаянно стараясь найти способ отказаться от своих слов.
— Итак, фройляйн? Я жду.
Виктория беспомощно подняла плечи.
— Я имела в виду, конечно, вчерашний день, — запинаясь, ответила она.
Лицо барона окаменело:
— Когда она страдала от головной боли?
— Так она говорила.
С отчетливым стуком барон поставил кружку на каминную полку:
— Возможно, вы намекаете, что Софи не больна?
Виктории все это надоело. Она враждебно взглянула на него.
— Еще как намекаю! — заявила она. — Но конечно, я здесь чужая, не знаю Софи так, как вы, и, разумеется, если вы говорите, что она больна, мне остается только согласиться!
Глаза барона потемнели от гнева.
— Вы невероятно агрессивная молодая женщина, мисс Монро! — отчеканил он. Затем он вспомнил о Марии. — Мария, оставь нас! Я должен сказать мисс Монро кое-что наедине!
— Ja, герр барон!
Мария выкатилась из комнаты, как испуганный кролик, и даже Виктория ощутила тревожную дрожь в нижних конечностях. Как обычно, ее подвел острый язык, но все же она считала, что права.
Барон дождался, пока Мария закроет дверь, и повернулся к Виктории. Его лицо напоминало грозовую тучу.
— Фройляйн, со мной нетрудно поладить, во многом я терпелив. Но в одном я уверен: молодая женщина вроде вас не имеет права называть меня перед слугами лжецом!
Виктория покраснела, вставая, чтобы сократить разницу в их росте.
— Я не называла вас лжецом, герр барон, — храбро парировала она.
Барон метнул на нее яростный взгляд:
— Нет? Вы так думаете? Вы сказали, что моя дочь дурачит меня!
Виктория опустила голову:
— Если нужны извинения, я согласна. В присутствии Марии, если это вас успокоит.
У барона вырвалось сердитое восклицание.
— Успокоит меня! — окончательно рассвирепел он. — Что я вам, дитя, которое требуется успокоить в присутствии няньки? Нет, фройляйн. Я человек, который требует, чтобы вы, пока работаете на меня, не оспаривали моих суждений и принимали мои слова, как истину в последней инстанции!
Виктория кусала губы, чтобы не ответить в том же духе.
— Итак, фройляйн? Что скажете?
Виктория пожала плечами:
— Ничего, герр барон.
Барон с минуту жевал нижнюю губу, затем отвернулся, схватил чашку кофе и одним духом проглотил ее содержимое.