Упрямая гувернантка - Страница 18

Следуя за ним по лестнице, она возразила:

— Напротив, нечасто встретишь человека, для которого есть вещи дороже денег. Это восхитительное качество.

— Вы уверены, что не смеетесь, фройляйн? — небрежно бросил барон. — Деньги — религия нашего времени.

Виктория улыбнулась:

— Подозреваю, так оно и есть. Большинство людей не в силах жить при современных стрессах без каких-то гарантий, а деньги дают стабильность.

Барон кивнул:

— Да, возможно. В любом случае, замок — мой дом, и я готов почти на все, чтобы его сохранить.

Пока Виктория переваривала это высказывание, барон открыл одну из дверей, пропустив ее первой в комнату Софи.

Комната была вполне симпатичной, с узорчатыми обоями на стенах и большим шкафом для хранения игрушек. Как и в комнате Виктории, кровать подавляла своими размерами, и девочка казалась затерянной в ее глубинах. Софи в самом деле выглядела несколько бледной, но Виктория подозревала, что причина этого в большом камине, где горел огонь, и почти полном отсутствии воздуха в комнате. Когда Софи увидела, кто пришел с отцом, ее лицо потемнело, и Виктория пожалела о своем поступке.

Барон присел на кровать и спросил:

— Тебе лучше, Hebung?

Софи сжала его руки и влюбленно посмотрела на него.

— Все в порядке, папа, — тихо сказала она. — Знаешь, какими сильными бывают иногда эти боли.

— Знаю. — Барон нежно провел рукой по лбу девочки. — Лоб горячий! Оставайся в постели, Мария принесет тебе чего-нибудь холодного попить.

Стоя у двери, Виктория почувствовала себя лишней, но тут отец Софи обернулся и сказал:

— Смотри, тебя пришла проведать мисс Монро. Она очень разочарована, что ты не начнешь занятия сегодня.

Софи фыркнула, но промолчала, а Виктория выдавила слабую улыбку. Но у нее сложилось четкое впечатление, что Софи играет, и, естественно, трудно было выражать сочувствие, которого не ощущаешь. Вместо этого Виктория сказала:

— В комнате очень душно, герр барон. Вы не думаете, что Софи полезно немного свежего воздуха?

Барон отпустил руки дочери и встал:

— Да, вероятно, вы правы, фройляйн. Здесь нездоровая жара. Хочешь, откроем окно, Софи? Мария его закроет, когда принесет питье.

Брови Софи сдвинулись.

— Ты не останешься со мной, папа?

— Нет, я еду в Райхштейн, — с улыбкой ответил барон. — Нам нельзя проводить все дни в постели. Работа не ждет. — Он говорил быстро, словно пытаясь взбодрить девочку.

Софи помрачнела:

— Но, папа, ты обещал взять меня с собой.

— Знаю. Но ведь сегодня ты ехать не можешь, верно? — резонно возразил отец. — Не горюй, еще успеешь. А сейчас отдыхай. — Барон наклонился и поцеловал дочь в щеку. — Надеюсь, головная боль скоро пройдет.

Софи надулась и не ответила. Барон со вздохом предложил Виктории выйти первой. В коридоре он грустно покачал головой:

— Головные боли Софи — тяжелое испытание для нее.

Виктория постаралась скрыть свое недоверие:

— Девочку осматривал врач?

— Да. Бесполезно. Он ничего не смог сказать.

— Тогда ничего серьезного. Возможно, ей нужны очки.

Барон бросил на нее удивленный взгляд.

— Такое предложение точно не будет пользоваться популярностью у моей дочери, фройляйн, — сухо заметил он.

«Нет, — подумала Виктория, — наверняка нет». И все-таки невольно испытывала легкое сочувствие к барону, искренне обеспокоенному состоянием дочери. У Софи могла болеть голова, в душной комнате это очень даже возможно, однако Виктория сомневалась, что боль так сильна, как Софи пыталась уверить.

Позже, на пути в Райхштейн в обществе хозяина, настроение Виктории заметно поднялось. Стояло красивое сухое утро, на гладком насте сверкало солнце, отбрасывая глубокие тени среди высоких сосен, покрывающих склоны гор. Дорога была расчищена от заносов, по обочинам тянулись высокие валы снега, сужавшие проезжую часть. Но машин было мало. Виктория отметила, что никто не пытался их обогнать. Поэтому они имели возможность спокойно наслаждаться пейзажем, время от времени барон указывал ей на особенно интересные места. Ранние сумерки в корне пресекли всякую возможность осмотра окрестностей два дня назад, когда она ехала в усадьбу.

Местность состояла из вереницы долин, одна глубже другой, соединенных узкими перевалами. Один раз Виктория обратила внимание на каменную башню, возвышавшуюся над деревьями, и барон объяснил, что это монастырь, но в целом сооружений было мало. Покатые крыши некоторых фермерских домов привлекли ее внимание только потому, что из труб курился дым.

Сдвинув брови, она поинтересовалась:

— Вокруг много ферм?

Прежде чем ответить, барон выполнил крутой поворот, затем объяснил:

— Несколько, но благодаря рельефу местности с дороги видны не все. В летние месяцы вы увидите куда больше жизни. Сейчас животные спят в норах, а почва погребена под несколькими футами снега.

Виктория оглянулась через плечо.

— А эти фермеры? Все они, конечно, ваши арендаторы. — Она кивнула. — Мне следовало раньше догадаться.

Барон бросил на нее взгляд.

— Это не важно. Мои, как вы их называете, арендаторы вольны распоряжаться землей по собственному усмотрению. Это не феодальная система, где собранный урожай полностью принадлежит помещику. Но я не продам землю. Уже столько продано! Когда-то владения баронов фон Райхштейн тянулись на многие мили во всех направлениях. Настоящая империя, управляемая железной рукой, не сомневайтесь. — Он печально улыбнулся. — Те дни миновали навсегда. При всех своих недостатках я верю в свободу, и хорошо, что здесь нет моих предков, иначе они бы со мной посчитались.